Неточные совпадения
Обе несомненно знали, что такое была
жизнь и что такое была
смерть,
и хотя никак не могли ответить
и не поняли бы даже тех
вопросов, которые представлялись Левину, обе не сомневались в значении этого явления
и совершенно одинаково, не только между собой, но разделяя этот взгляд с миллионами людей, смотрели на это.
Левин встречал в журналах статьи, о которых шла речь,
и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии
и социологии, с теми
вопросами о значении
жизни и смерти для себя самого, которые в последнее время чаще
и чаще приходили ему на ум.
Возможны три решения
вопроса о мировой гармонии, о рае, об окончательном торжестве добра: 1) гармония, рай,
жизнь в добре без свободы избрания, без мировой трагедии, без страданий, но
и без творческого труда; 2) гармония, рай,
жизнь в добре на вершине земной истории, купленная ценой неисчислимых страданий
и слез всех, обреченных на
смерть, человеческих поколений, превращенных в средство для грядущих счастливцев; 3) гармония, рай,
жизнь в добре, к которым придет человек через свободу
и страдание в плане, в который войдут все когда-либо жившие
и страдавшие, т. е. в Царстве Божием.
Размышляя тогда
и теперь очень часто о ранней
смерти друга, не раз я задавал себе
вопрос: «Что было бы с Пушкиным, если бы я привлек его в наш союз
и если бы пришлось ему испытать
жизнь, совершенно иную от той, которая пала на его долю».
Меня удивил твой
вопрос о Барятинском
и Швейковском.
И тот
и другой давно не существуют. Один кончил
жизнь свою в Тобольске, а другой — в Кургане. Вообще мы не на шутку заселяем сибирские кладбища. Редкий год, чтоб не было свежих могил. Странно, что ты не знал об их
смерти. Когда я писал к тебе, мне
и не пришло в мысль обратиться к некрологии, которая, впрочем, в нашем кругу начинает заменять историю…
Странное дело, — эти почти бессмысленные слова ребенка заставили как бы в самом Еспере Иваныче заговорить неведомый голос: ему почему-то представился с особенной ясностью этот неширокий горизонт всей видимой местности, но в которой он однако погреб себя на всю
жизнь; впереди не виделось никаких новых умственных или нравственных радостей, — ничего, кроме
смерти,
и разве уж за пределами ее откроется какой-нибудь мир
и источник иных наслаждений; а Паша все продолжал приставать к нему с разными
вопросами о видневшихся цветах из воды, о спорхнувшей целой стае диких уток, о мелькавших вдали селах
и деревнях.
Сказав ей, чтобы она сидела спокойно, граф вошел в переднюю попечителя
и приказал стоявшему там швейцару доложить господам, что приехал граф Хвостиков, — по
вопросу о
жизни и смерти.
Действительно, в половине двенадцатого приехал знаменитый доктор. Опять пошли выслушиванья
и значительные разговоры при нем
и в другой комнате о почке, о слепой кишке
и вопросы и ответы с таким значительным видом, что опять вместо реального
вопроса о
жизни и смерти, который уже теперь один стоял перед ним, выступил
вопрос о почке
и слепой кишке, которые что-то делали не так, как следовало,
и на которые за это вот-вот нападут Михаил Данилович
и знаменитость
и заставят их исправиться.
Мертвенно-бледные черты были спокойны. Потускневшие глаза смотрели вверх, на вечернее небо,
и на лице виднелось то особенное выражение недоумения
и как будто
вопроса, которое
смерть оставляет иногда как последнее движение улетающей
жизни… Лицо было чисто, не запятнано кровью.
Я недолго занимался этими
вопросами. Я припомнил всю свою
жизнь, все те случаи, — правда, немногие, — в которых мне приходилось стоять лицом к лицу с опасностью,
и не мог обвинить себя в трусости. Тогда я не боялся за свою
жизнь и теперь не боюсь за нее. Стало быть, не
смерть пугает меня…
Поэтому главная наша забота должна быть о том, чтобы решить
вопрос, совсем или не совсем умираем мы в плотской
смерти,
и если не совсем, то что именно в нас бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас то, что смертно,
и то, что бессмертно, то ясно, что
и заботиться мы в этой
жизни должны больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно.
Мы путаемся в мыслях о будущей
жизни. Мы спрашиваем себя, что будет после
смерти? Но ведь об этом нельзя спрашивать, — нельзя спрашивать потому, что
жизнь и будущее — это противоречие:
жизнь только в настоящем. Нам кажется, что она была
и будет, — а
жизнь только есть. Надо решать не
вопрос о будущем, а о том, как жить в настоящем, сейчас.
Кончается ли наша
жизнь с телесной
смертью, это
вопрос самой большой важности,
и нельзя не думать об этом. Смотря по тому, верим ли мы или нет в бессмертие,
и поступки наши будут разумны или бессмысленны.
30) Для человека, понимающего свою
жизнь так, как она только
и может быть понимаема, всё большим
и большим соединением своей души со всем живым любовью
и сознанием своей божественности — с богом, достигаемым только усилием в настоящем, не может быть
вопроса о том, что будет с его душою после
смерти тела. Душа не была
и не будет, а всегда естьв настоящем. О том же, как будет сознавать себя душа после
смерти тела, не дано знать человеку, да
и не нужно ему.
И всякому человеку надо прежде всего решить
вопрос, сын ли он хозяина или поденщик, совсем или не совсем он умирает со
смертью тела. Когда же человек поймет, что есть в нем то, что смертно, есть
и то, что бессмертно, то ясно, что
и заботиться он будет в этой
жизни больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно, — будет жить не как работник, а как хозяйский сын.
Для того, чтобы жить доброй
жизнью, нет надобности знать о том, откуда ты явился
и что будет на том свете. Думай только о том, чего хочет не твое тело, а твоя душа,
и тебе не нужно будет знать ни о том, откуда ты явился, ни о том, что будет после
смерти. Не нужно будет знать этого потому, что ты будешь испытывать то полное благо, для которого не существуют
вопросы ни о прошедшем, ни о будущем.
Упади человек за борт,
и каждая секунда —
вопрос о
жизни и смерти…
Начинает Пьер с тех же
вопросов, которыми мучается князь Андрей. «Что дурно? Что хорошо?.. Для чего жить,
и что такое я? Что такое
жизнь, что
смерть? Какая сила управляет всем? — спрашивал он себя.
И не было ответа ни на один из этих
вопросов, кроме одного не логического ответа вовсе не на эти
вопросы. Ответ этот был: «умрешь — все кончится».
Смерть все кончит
и должна прийти нынче или завтра, — все равно через мгновение, в сравнении с вечностью».
Смертью несло теперь от
жизни.
И начинает шевелиться в душе
вопрос: не есть ли
жизнь именно
смерть? Не есть ли
жизнь что-то чуждое для человека, что-то ему несвойственное, что-то мертвящее его? Еврипид спрашивает...
Толстой с очевидною намеренностью совершенно изменяет смысл
вопроса. Тургенев говорит: «кто боится
смерти, пусть поднимет руку!»
Смерти боится все падающее, больное, лишенное силы
жизни. Толстой же отвечает: «да,
и я не хочу умирать». Умирать не хочет все живое, здоровое
и сильное.
Обе несомненно знали, что такое была
жизнь и что такое была
смерть,
и хотя никак не могли ответить
и не поняли бы даже тех
вопросов, которые представлялись Левину, обе они не сомневались в значении этого явления
и совершенно одинаково, не только между собою, но разделяя этот взгляд с миллионами людей, смотрели на это».
Женившись, Левин после
смерти брата опять начинает мучиться
вопросом о ничтожности
жизни и неизбежности
смерти.
И только факт
смерти ставит в глубине
вопрос о смысле
жизни.
Для этики персоналистической
вопрос о
смерти и бессмертии является основным,
и он присутствует в каждом явлении
жизни, в каждом акте
жизни.
Жизнь вдруг стала для него страшна. Зашевелились в ней тяжелые, жуткие
вопросы… В последнее время он с каждым годом относился к ней все легче. Обходил ее противоречия, закрывал глаза на глубины. Еще немного —
и жизнь стала бы простою
и ровною, как летняя накатанная дорога.
И вот вдруг эта
смерть Варвары Васильевны… Вместе с ее тенью перед ним встали полузабытые тени прошлого. Встали близкие, молодые лица. Гордые
и суровые, все они погибли так или иначе — не отступили перед
жизнью, не примирились с нею.
Но нас смущает то, что мы не видим причин
и действий нашей истинной
жизни так, как видим причины
и действия во внешних явлениях: не знаем, почему один вступает в
жизнь с такими свойствами своего я, а другой с другими, почему
жизнь одного обрывается, а другого продолжается? Мы спрашиваем себя: какие были до моего существования причины того, что я родился тем, что я есмь.
И что будет после моей
смерти от того, что я буду так пли иначе жить?
И мы жалеем о том, что не получаем ответов на эти
вопросы.
Вопросы о ценности
жизни, о смысле ее перед лицом неизбежной
смерти, —
вопросы, занимавшие в его произведениях
и раньше центральное место, — теперь встают перед ним с настойчивостью небывалою.
Возможны три решения
вопроса о мировой гармонии, о рае, об окончательном торжестве добра: 1) гармония, рай,
жизнь в добре без свободы избрания, без мировой трагедии, без страдания
и творческого труда; 2) гармония, рай,
жизнь в добре на вершине земной истории, купленная ценой неисчисляемых страданий
и слез всех обреченных на
смерть человеческих поколений, превращенных в средство для грядущих счастливцев; 3) гармония, рай,
жизнь в добре, к которым приходит человек через свободу
и страдание в плане, в который войдут все когда-либо жившие
и страдавшие, т. е. в Царстве Божьем.
— Надежда Корнильевна, — начал он, — об этой минуте я мечтал в течение многих бессонных ночей. В ваших руках моя
жизнь и смерть. Я знаю, что вы замужем, но вас выдали насильно. А теперь молю вас, ответьте мне на один
вопрос, от которого зависит моя судьба. Любите ли вы своего мужа? Скажете вы «да», я клянусь вам — мы никогда больше не увидимся! Но если вы скажете «нет» — о, тогда я вправе носить ваш образ в моем сердце как святыню
и сделаю ради него все на свете.
Вот
вопросы, которые смущали княжну Варвару Ивановну
и ответа на которые она не находила. Выходило, что Капочка солгала, но она
и при
жизни никогда не прибегала ко лжи, зачем же было ей брать такой страшный грех, как ложное обвинение человека в гнусном преступлении, перед
смертью.
«Проклятые
вопросы» сделались слишком жизненными, слишком реальными
вопросами,
вопросами о
жизни и смерти, о судьбе личной
и судьбе общественной.
Для Японии он
вопрос политической
жизни и смерти.
На это, клянусь тебе Господом, у меня хватит решимости; но, подобно трусу, скрываться у тебя в вотчине, подводя тебя под царский гнев, быть вдали от тебя, князь,
и от княжны, моей нареченной невесты, вдали от места, где решается
вопрос о моей
жизни или
смерти, я не решусь…
Хотя, вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем
и Наташей, приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха
и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа
и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий
вопрос жизни или
смерти, не только над Болконским, но над всею Россией заслонял все другие предположения.
Хорошо было год, два, три, но когда это: вечера, балы, концерты, ужины, бальные платья, прически, выставляющие красоту тела, молодые
и не молодые ухаживатели, все одинакие, все что-то как будто знающие, имеющие как будто право всем пользоваться
и надо всем смеяться, когда летние месяцы на дачах с такой же природой, тоже только дающей верхи приятности
жизни, когда
и музыка
и чтение, тоже такие же — только задирающие
вопросы жизни, но не разрешающие их, — когда все это продолжалось семь, восемь лет, не только не обещая никакой перемены, но, напротив, все больше
и больше теряя прелести, она пришла в отчаяние,
и на нее стало находить состояние отчаяния, желания
смерти.
Тот самый
вопрос, что будет с ним после
смерти, на который он так старался
и не мог ответить, казался разрешенным для него
и не каким-либо положительным, рассудочным ответом, а сознанием той истинной
жизни, которая была в нем.
— Дорогая Дашенька! — простонал Стрижин. —
Вопрос идет о
жизни и смерти, а вы о деньгах!